Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был. (А. Ахматова «Реквием»)
Почему так больно?.. От этой горькой истории о судьбе чужого народа в страшное для него время. Наверное, потому что история эта предельно искренняя, порой до самоистязания. Без фальши, без желания оправдать или осудить. Без лукавых уловок, вынуждающих зрителя принять нужную авторам сторону, без профессионально-душераздирающих приемов, призванных выдавить слезу. Простой язык, приглушенные тона… Как будто слушаешь рассказ случайного попутчика в долгой дороге. Уставшего, побитого жизнью, которому смотришь прямо в глаза… И веришь.
Смирение Чан Ха Рима.Удел слабых – подчиняться. Не только, чтобы выжить. Чтобы сохранить себя. Удел миролюбивого народа, окруженного сильными, агрессивными соседями… Век за веком, поколение за поколением – цвет нации, умные, образованные, духовно развитые выбирали терпеливое смирение. Чтобы не остаться всего лишь упоминанием в истории, не раствориться среди других народов и культур…
Чан Ха Рим – трудно представить человека, настолько не созданного для войны. Он изучает медицину, он читает Достоевского. Он живет и учится в стране, оккупировавшей его родину, его учителя, женщина, с которой он встречается – японцы. Но Чан Ха Рим не испытывает вражды и ненависти. Это правильно? Возможно… Но ровно до тех пор, пока он не попадает в японскую армию. В страшный отряд 731. Оказывается, миролюбие может быть соучастием в преступлении, а бездействие может убивать. Чан Ха Рим это осознаёт, но даже после всех ужасов, которые он видел, не так-то легко решиться плыть против течения. Едва освободившись от японцев, он подчиняется снова – тем, кому вообще нет дела до его страны и народа. Но американцы сильные. А он привык опираться на чужую силу и не возражает, если чужая сила будет решать его судьбу. Это не трусость и не слабость, это страх мирного человека – не сделать хуже, чем есть, даже если хуже уже некуда. И эпизод с обреченным бунтом подопытных очень ясно это показывает.
Чан Ха Рим – как вода, принимающая форму любого сосуда. Но у воды в сосуде никогда не будет силы воды в реке.
В конце концов, если не умеешь стоять на своих ногах, ни одна опора не будет идеально прочной. Чан Ха Рим пытался играть по правилам, но это были правила мира, а не войны, – и потому снова поражение. И желание выжить, и старание сохранить себя, дистанцируясь от царящей вокруг жестокости и произвола, всё время отбирают чьи-то жизни. Иногда это жизни дорогих ему людей. Где же выход?..
И Чан Ха Рим возвращается к началу пути. Он учёл горький опыт совершённых ошибок. Нет благодетелей, которые изменят мир для него. И сам он в одиночку на такое не способен. Но если он станет сильнее, если будут те, кто пойдёт за ним... Смирение имеет смысл. Пусть он снова служит чудовищам, но лишь тот, кто хорошо знает чудовищ, сможет их остановить. И тот, кто видел жестокость во всех её проявлениях, сможет с ней бороться.
Он вода. Но вода камень точит.
Бунт Чхве Де Чхи.
«Солнце моё, взгляни на меня! Моя ладонь превратилась в кулак».
Но была и другая Корея. Те, кем оплачивалось выживание. Вереницы рабов и рабынь, уводимых на чужбину. Слуги и наложницы, рабочий скот и пушечное мясо. Они не выбирали смирение. Их заставили. Век за веком, поколение за поколением – копился гнев, сжималась пружина.
Чхве Де Чхи – сын кузнеца. Из тех, кому приходилось жить под двойным гнетом, что требовало удвоенного запаса терпения. И он тоже стал солдатом японской армии, разумеется, не по своей воле, у него не было ни малейшего шанса избежать этой участи, он - то самое пушечное мясо, «дань кровью». Но Чхве Де Чхи ещё и студент. А значит, его ум, воля, гордость и амбиции не позволили ему терпеливо остаться внизу, «знать своё место». И это главная причина, по которой он подвергается издевательствам со стороны своего японского командира. Своим звериным чутьём тот чует угрозу, замечает клокочущую ярость в глазах «грязного чосонца», прежде чем тот покорно опустит взгляд. И действительно, для Чхве Де Чхи подчинение – противоестественное состояние, он исполняет чудовищные приказы, но сам факт смирения причиняет ему почти физические страдания. В такие моменты героев, как правило, жаль. Но, глядя на Чхве Де Чхи, сочувствуя ему, я, тем не менее, понимала: когда эту плотину гнева, наконец, прорвет – смертоносной волной накроет всех, кто окажется на пути, виновных и невинных. Так и случилось.
Чхве Де Чхи – огонь. Пламя пожара. Неумолимое, безжалостное, страшное. Но даже так… Его легко возненавидеть, но трудно осуждать. Пожар не разгорается сам по себе. Он мститель – но ему дали достаточно поводов для мести. Он разрушитель – но есть то, что должно быть разрушено. Как на Чеджу, где люди, доведенные до края, согласны умереть, лишь бы не жить в постоянном ужасе.
При встрече с Чан Ха Римом он говорит, что его «сторона баррикады» – просто стечение обстоятельств. Но сам в конце концов признает, что это не так. Они оба оказались там, где должны быть. Чхве Де Чхи не терпел подчинения – ни силе, ни закону, ни долгу, ни людям. И попал туда, где его бунт, беспощадный, но отнюдь не бессмысленный, мог развернуться во всю мощь.
Чхве Де Чхи сложно понять. Ещё сложнее любить. Но есть та единственная, для которой его огонь стал факелом во тьме.
Любовь Ё Ок.
Не верьте, что женская сила в слабости! В этой хрупкой девочке столько силы духа, сколько не найдётся у двух её мужчин, даже вместе взятых. Это она их ведёт – от вины к осознанию и раскаянию, от отчаяния к надежде... Через тёмное ущелье – к свету. От желания спастись к желанию спасти.
Ё Ок – Корея. Смиренная мудрость юга и неистовое сердце севера дали ей силу выжить в аду. Сохранить гордость и достоинство, несмотря на страх и невозможные унижения. Полюбить вопреки страданиям и ожесточению, создав новую жизнь посреди торжества смерти. Способность сражаться за свою любовь и способность жертвовать любовью – когда сочтёт это правильным.
Иногда казалось, будь она слабее, уступчивее, и меньше было бы испытаний на её долю. Казалось, вот оно, счастье, наградой за все её страдания – мужчина, для которого она всё в этом мире, будет заботиться о ней, чужого сына любить как своего ребенка… больше, чем своего. Дом, мир, спокойная жизнь… Но нет. Её любовь не выбирает, не выгадывает, не ищет, где лучше. Бедный Ха Рим! Ему будет больно, и это так несправедливо! Но для любви не существует понятия справедливости.
Когда вам захочется крикнуть ей: «Куда?! Не ходи! С ним ты будешь страдать!», вспомните – у неё бунтующее сердце севера, а любят сердцем. Посмотрите ей в глаза. Там те же огненные сполохи. Ё Ок и Де Чхи – одной природы. Да, там, где он несёт разрушение, она – свет. Он сожжёт, она согреет. Но огонь тянется к огню. И, куда бы она ни шла, даже если от него, даже если сама его прогоняет – Ё Ок будет идти к Де Чхи.
Главные герои незабываемы. Но и второстепенные остаются в памяти острыми клиньями морально тяжелых вопросов.
Верность капитана Миты.
«В любом случае это – наша страна, права она или не права».
Где заканчивается патриотизм и начинается преступление против человечности? Когда заживо препарируют человека, для твоего душевного комфорта называемого «бревном» – не пора ли уже начать сомневаться? Или ещё можно стиснуть зубы и уговаривать себя, что это всё во имя императора и победы? А приказ на применение бактериологического оружия, которое гарантированно отправит на тот свет как врагов, так и своих, и даже вовсе нейтральных?.. Нет, оказывается, и тут можно картинно рассуждать о жестокой необходимости войны. И почему-то верный слуга страны и императора не думает о том, что могут сделать с его страной, поставившей себя (благодаря выбору капитана Миты) вне всяких человеческих законов.
Честь, долг, верность – какие завораживающие слова. Что может быть выше и чище. Не за это ли в мире так восхищаются самураями. Так вот вам капитан Мита – оборотная сторона самурайской доблести.
Хиросима и Нагасаки – это ужасно, без оговорок. Но так ли уж несправедливо? Судить тебе, зритель.
Живучесть инспектора Судзуки.
Ну конечно, он всего лишь выполнял свою работу. А то, что он, кореец, ловил и пытал корейцев, боровшихся против захватчиков, – так он же не виноват, что элита продалась, он маленький человек и просто выполнял приказы. Всем надо как-то жить… Но правда в том, что ему хотелось жить как можно лучше. Хотелось чинов, званий, власти. Да, многие в то время были исполнителями чужой страшной воли, вот даже оба главных героя. Но инспектор Судзуки из кожи вон лез, чтобы стать даже не лучшим среди рабов, а надсмотрщиком – и хлестать плетью непокорных земляков.
И знаете что? Оно не тонет! Как выяснилось, новой власти тоже потребовался ретивый надсмотрщик с плетью, чтобы держать в узде «чернь», почувствовавшую себя людьми после разгрома японцев и предъявившую немалый счет своей продажной элите.
Каково его место среди причин кровавой гражданской войны, и не стоило ли отдать его и ему подобных на растерзание собратьям Де Чхи – вот тебе пища для размышлений, зритель.
Революция наставника Кима.
Авторы испытывают уважение к этому персонажу. Оно читается так явно, что трудно не проникнуться. Но всё же граница объективности на замке.
«Революцию не делают в белых перчатках». Наставник Ким бескомпромиссен не только в уничтожении врагов-японцев, но и корейских политиков-антикоммунистов. Не пощадит даже товарища, изменившего взгляды. Однако: «Мы готовы стать преступниками, чтобы миром правили невинные». Наставник Ким учит делать революцию не ради самих революционеров, а ради простых людей, не важно, корейцев или китайцев, которые имеют полное право не понимать и не поддерживать гибнущих ради них революционеров. Поэтому для него самое страшное преступление – убивать обычных мирных крестьян, тех, у кого руки испачканы землёй, а не кровью. Идеалист? Ничуть не бывало. Когда молодой вождь начинает строить свой дивный новый мир, ломая хребты соратникам, наставник Ким не просто принимает партийную чистку, под которую попал сам, он её одобряет! «Революция пожирает своих детей» – с его точки зрения, это хорошо и правильно, так и должно быть. Готовые омыть руки в крови и стать преступниками – революционеры жертвуют собой в тот момент, когда ступают на этот путь… Да, взгляды этого человека можно принимать в штыки, его можно бояться (и, наверное, даже нужно), но его есть за что уважать.
А сколько юных сердец, жаждущих великих потрясений, настолько же последовательны в своих принципах? Делай выводы, зритель…
Здесь много и других историй, каждая из которых может стать поводом для серьезного разговора. Японский художник, отрубивший себе руку, чтобы не рисовать смерть. Корейский патриот-националист, для которого независимость так и осталась несбыточной мечтой. Японская проститутка, в глубине души отчаянно завидовавшая униженным, забитым, но сохраняющим наивность и чистоту души корейским девушкам… Каждый штрих, каждый образ в этой истории имеет смысл и значение.
Исторические личности, как и черно-белые документальные кадры, не выбиваются торчащими нитками, а смотрятся неотъемлемой частью повествования. История очень цельная, несмотря на то, что здесь, по сути, три рассказа в одном, как три дороги, которые то пересекаются, то снова расходятся. Здесь есть очень жестокие сцены, но подаются они не натуралистично, а эмоционально, поэтому не шокируют, а заставляют сопереживать, и доверительный тон откровенного рассказа выдерживается до последнего кадра.
Образы, созданные исполнителями главных ролей, настолько яркие, живые, что не стираются под наслоениями других, хороших и разных, историй. Чхэ Си Ра – нежная и упорная, терпеливая и гордая, сила жизни, стоящая на пути урагана. Чхве Джэ Сон – асур, по недоразумению попавший в человеческий мир, яростный, опасный и… завораживающий. Пак Сан Вон – он и был тем усталым попутчиком, чей рассказ принес мне боль сопричастности.
Надеюсь, вы тоже захотите её испытать…
И, конечно же, кланяюсь Вам, режиссер Ким Чон Хак! Вы заставили меня жить внутри Вашего творения. В новой жизни, если то возможно, желаю Вам, Мастер, снова творить.